Однажды утром меня разбудил непонятный крик. Выглянув в окно, я увидел странную картину. На перилах барачного крыльца стоял человек и произносил речь. Его слушали несколько перемещенных, стоявших поодаль.
— Все вы трусливые гиены! — кричал он, размахивая руками. — На ваших глазах совершается убийство ваших соотечественников! А вы смотрите на все это мертвыми глазами! Неужели вы думаете, что на земле нет больше законов, нет справедливости? Есть! Если бы все вы подняли голос протеста…
Из барака выскочил мужчина в зеленой, перепоясанной ремнем куртке. Он наотмашь ударил оратора кулаком по спине, и тот свалился на землю.
Я оделся и выбежал на улицу. У крыльца уже никого не было. Я стоял, не понимая, куда все так быстро исчезли.
Из-за угла вышел мужчина в зеленой куртке, подошел ко мне вплотную и спросил:
— Кто такой? Почему я тебя не знаю?
— Я новенький, — ответили.
— Фамилия?
— Коробцов.
Он отшатнулся:
— Коробцов?
— Да.
— Из Ростова?
— Из Ростова.
Он приблизил свое лицо ко мне и тихо воскликнул:
— Юрий! Провалиться мне на этом месте — он! А меня узнаешь?
— Нет.
— Дядю Рому забыл?
Да, это был он — Роман Петрович.
— За что вы ударили человека? — спросил я.
— Что ты, Юра, спрашиваешь? — с болью в голосе сказал он. — Такая встреча! Такая встреча! А ты… Да сумасшедший это. Наказание божье! Каждый день что-нибудь да учудит, а в больницу отправлять жалко. Да забудь ты про него. Рассказывай! Где мама? Вера Ивановна где?
— Умерла. В Аргентине.
— Как! Вы же поехали в Германию?
— А попали туда.
— Бог ты мой, как получилось… — начал он и перебил себя: — Что же это мы стоим? Идем, Юра, идем, дорогой.
Он притащил меня в пустой маленький ресторанчик, находившийся около бензоколонки на шоссе. Подошел заспанный хозяин, и Роман Петрович заказал бутылку виски.
— Надеюсь, ты пьешь? — Он смотрел на меня и, качая головой, приговаривал: — Юрка Коробцов… Юрка Коробцов… Где встретились? А?
Было ему лет за пятьдесят, но он казался очень крепким, даже моложавым. Только седина густо вплелась в каштановые волосы.
Непрерывно подливая себе виски, он расспрашивал обо всем, что случилось со мной и мамой после отъезда из Ростова. Естественно, я рассказывал ему ту легенду, которую для меня разработали, — это была как бы первая ее проверка. Роман Петрович удивлялся, ахал, хлопал руками по коленям. Я не сказал ему только о том, что хочу вернуться на родину.
— И моя вина, Юрий, есть во всем этом, — печально сказал Роман Петрович, смотря на меня уже слезливо пьяными глазами.
— Да, я помню, как вы советовали нам ехать в Германию.
— Что верно, то верно, — вздохнул он. — Но, с другой стороны, вы бы в Ростове наверняка сгинули. И голод и холод. А главное: отец коммунист, да еще служил в энкаведе.
— Отец был пожарником.
— Да все пожарники — это войска энкаведе. А немцы в тонкости не лезли — в лагерь, и точка. Я, брат, этого нагляделся. Нет, Юра, дорогой, вина моя в другом — не настоял я перед матерью твоей оформиться в законном браке. Были бы вы при мне, и тогда полный порядок. Я, Юра, в Ростове всю оккупацию пробыл и был не последним человеком. Не последним… — повторил он и продолжал: — Теперь вот закинуло сюда… Но ничего, я упрямый, еще дождусь своего часа. А ты? Какие планы?
— Хочу вернуться домой.
— В Ростов? Ты что, с ума спятил? Там тюрьма тебе обеспечена.
— За что? Я ни в чем не виноват.
После этого он долго смотрел на меня необъяснимо протрезвевшими глазами.
— Ладно, — сказал он наконец. — Хочешь — езжай. Дело твое.
Весь день я находился под впечатлением этой встречи. Она словно встряхнула мою память. Меня преследовали картины детства, и я терзался виной перед мамой. По в чем была эта вина? Я так погрузился в свои мысли, что забыл о категорическом приказе: если встречусь с кем-нибудь знакомым, немедленно сообщать об этом мистеру Глену.
Начинало темнеть, ехать в Мюнхен было бессмысленно. Я пошел на бензозаправочную станцию и позвонил капитану Долинчу. Сказал ему, что мне срочно нужно встретиться с мистером Гленом.
— А вы, кстати, нужны мне, — сказал он сухо. — Я сейчас свяжусь с Гленом, Позвоните через десять минут.
Когда я позвонил второй раз, он сказал:
— Вам приказано быть у меня завтра, в десять тридцать утра.
В назначенный срок я приехал к капитану Долинчу.
— Очевидно, мистер Глен задержался в дороге, утром был туман. Вы непонятно упрямы, мистер Коробцов, — без паузы продолжал капитан Долинч. — Прошлый раз мы с вами так ясно все обсудили, а вы снова за свое — полезли к перемещенным с разговорами о возвращении домой.
— Я сообщил это только одному человеку.
— А я и не говорю, что вы ораторствовали на митинге, — насмешливо заметил капитан Долинч.
— Этому человеку я считал возможным сказать…
— Вы знали, что он — мой агент? — спросил капитан Долинч.
— Какой агент?.. Нет… Я не знал… Он был другом моей мамы… еще в Ростове…
— О! Мой агент, оказывается, скромный человек, — воскликнул капитан Долинч. — Мне он не сообщил о таком любопытном знакомстве. Впрочем, это понятно — неудобно уточнять, что доносишь на хорошего и давнего знакомого. Но поймите, мистер Коробцов, агентами являются не только ваши знакомые. А мы с вами, черт возьми, договорились прошлый раз…
Я молчал, до глубины души потрясенный предательским поступком Романа Петровича. Точно угадывая мои мысли, капитан Долинч спросил: